— Вот еще!
«Еще» смотреть не стала. И так понятно.
— «Турист-траст» помните? Если не ошибаюсь, кто-то из ваших им занимается?
— Работа в Греции, — кивнула я, отдавая фотографию. — Вот, значит, где эта Греция!
— Панченко (то есть этот, новый!) организовал, как он говорит, «Дом отдыха». Туда привозят почти всех наших бонз из города, из области. Там не только девочки и наркотики, Эра Игнатьевна! Мне рассказывали: тот, кто побывал там однажды, уже не сможет оторваться. Там что-то страшное! Говорят, можно попасть в какой-то другой мир, превратиться в монстра, отомстить даже тем, кто давно умер. Они теперь все повязаны! И УВД, и мэрия…
И не только. Как бишь в моей считалочке?
Калиновская-Очковая, Капустняк-воскресший, Хирный-главжорик, стрикулист-ФСБист, Лычаков-Цицерон.
Кто будет водить?
Теперь ясно — кто.
— Говорят… Не знаю, правда ли, Эра Игнатьевна, но говорят, будто он может все. Будто он и вправду бог!
Я посмотрела ему в глаза — они оставались серьезны. «Дон Сергей» не шутил. Лицо побледнело, даже родинка стала почти незаметной.
— И что вы ждете от прокуратуры? — вздохнула я. — Мы ведь не экзорцисты!
На стол легли фотографии, затем — несколько машинописных страниц.
— Это показания одной девушки. Ее уже нет в живых, но подпись заверена. Там адреса, по которым вы сможете найти Калиновскую и его.
— А «Дом отдыха»? А шаманы?
Вновь пожатие плеч. Кажется, и то и другое «дон Сергей» оставлял для личного пользования. Спросить о Малыжино? Нет, не стоит!
— Это вам поможет взять его. Будем считать, что я выполнил свой гражданский долг.
Теперь он снова улыбался, но глаза оставались серьезны. Стало ясно — бывший чемпион напуган. Настолько, что готов спрятаться за нашими спинами.
— Постарайтесь справиться побыстрее. Эра Игнатьевна. Это в ваших же интересах. И мой вам совет — уходите в отпуск. Желательно месяца на два-три. Скоро здесь может быть очень жарко.
Жарко? Видимо, «дон Сергей» тоже читал проект указа. Итак, все ясно! «Братва» залетела в непонятку, спешит замочить пахана — и сделать ноги, пока шухер не пройдет. А еще говорили: «новая эра»!
— Учту, — кивнула я. — Господин Лукьяненко, позовите, будьте добры, официанта. Хочу расплатиться.
— Ну что вы. Эра Игнатьевна! Вы же гость… — начал было он, но наткнулся на мой взгляд и поперхнулся.
Кажется, тигр с драконом застряли у него в горле.
Сегодня было не время для драконов.
«…Потом нам сказали, что мы должны будем заниматься половыми сношениями с гражданами, которых нам укажут. Галина Челковская отказалась, и гражданка Калиновская стала бить ее плетью. Назавтра Галина Челковская умерла. Лиду Тимошенко тоже убили, ей перерезали горло и заставили нас всех выпить по глотку крови. Мы не хотели, тогда гражданка КалинЬвская стала нас бить. Меня тоже били и подвергали иным методам физического воздействия, пока я не согласилась. Гостей приводил чернобородый гражданин, которого называли Панченко Борис Григорьевич. Сначала я занималась половыми сношениями с гражданином Хирным, начальником УВД. Он меня бил и заставлял заниматься половыми сношениями в извращенной форме. При этом гражданин Хирный находился в состоянии наркотического опьянения. Затем меня принудили к половым сношениям с гражданином Ейбоженко, заместителем начальника областного управления ФСБ…»
Читать показания гражданки Левченко Екатерины Алексеевны, восемнадцати лет, разыскиваемой по делу «Турист-траста», было тяжело. Это был не ее голос. Кто-то другой продиктовал все — и нелепые, жутко звучащие канцеляризмы, и фамилии «гостей». Но Катя Левченко действительно жила на белом свете! Жила, росла, мечтала уехать в Грецию, где так легко зарабатываются деньги.
Ее труп был на одной из фотографий. Горло перерезано, рваная рана тянулась поперек живота…
Я отложила страшный документ. «Дон Сергей» постарался — такого не простят. Даже если Капустняк — мертвец, вернувшийся из могилы. Точнее, из крематория.
Из ада — в ад.
За окном сгустился вечер. Пора что-то решать, рапорт лежит на столе, фотографий и показаний девушки хватит с головой. Теперь понятно, почему они все так забегали! Сволочи! И чемпион этот с родинкой — хорош гусь! Капустняка выдал, а Малыжино себе оставил. Феод, так сказать! Не выйдет, Сергей Сергеевич, не выйдет!
Я уже совсем было собралась к Ревенко, когда телефон негромко звякнул. Почему-то подумалось о Никаноре Семеновиче и о статье в «Независимой», но это оказался дуб. Собственной персоной. Живой, здоровый — и странно веселый. Странно потому, что мне самой было совсем не до веселья.
Следователь Изюмский ввалился в кабинет прямо в своей новенькой «Чукотке», оставляя за собой мокрый след — сбить снег с ботинок он не догадался. Таким я дуба еще не видела. Глаза блестели, золотые зубы сверкали — червонец, не человек!
— Ну, блин, подруга, отпад, елы!
Я только моргнула. Пора браться за зажигалку.
— Блин, инспектора наши — козлы! В натуре, козлы, подруга! Я же их, блин, козлов, по-человечески спрашивал — смотрели вы, козлы, хазу Очковой или не смотрели? А они зенки пялят — смотрели, мол, ништяк, все в рапорте, блин! А я сегодня утром прикинул к носу — а вдруг эти козлы не все поглядели? Ну, ноги в руки — и айда! Два часа Муму трахал, но нашел!
— Володя! — взмолилась я. — Переходите на русский!
Дуб осекся, рука потянулась к затылку:
— Эх, Эра Игнатьевна, тяжелый вы человек! Ну, это… В ходе повторного обыска на квартире этой бля… то есть гражданки Калиновской, мною был найден билет на междугородний автобус, проданный пятнадцатого января сего года от станции Золочев, блин… Не могу, Эра Игнатьевна! Разрешите по-нормальному!