— Мои. Бозенко Афанасий Иванович. Наш завлаб в НИИПриМе.
— Так то ж дид Банзай! — вновь подает голос ефрейтор. — Сусида мий! От дид!
Между тем загадочное оружие изрыгает пламя. Раз, потом еще раз.
— Ого! — это уже лейтенант. — Товарищ генерал, а разве «ПТР» не перезаряжали? Там же один заряд!
Черный Ворон во френче хрипло смеется.
— А он просто забывает! Перезаряжать забывает. Он и свет в туалете не всегда выключает. Старый уже! Он ведь — последний из широнинцев, господа! Это его улица.
— Позвольте! — Мой интеллигентный сосед привстает, изумленно разводит руками. -Но взвод лейтенанта Широнина погиб весной 1943 года! Осталось только четверо!
Знатоку никто не отвечает. Не до того. Длинноствольное оружие продолжает лупить. Танки уходят. «Коропоки» встают и начинают расходиться, словно зрители после киносеанса.
— А я такую шапку знаю! — радостно сообщает лейтенант. — Ее «буденовкой» называли, я в кино видел!
— Итак! — Бажанов машет рукой, экраны гаснут. — На всех трех направлениях движение «федералов» остановлено. Поэтому предлагаю…
Внезапно звонит телефон. Генерал берет трубку, слушает. Черные брови медленно лезут наверх.
— Включите площадь!
Теперь мы можем полюбоваться на самих себя.
Знакомое здание, бетонная баррикада, лозунг «Нам здесь жить!».
Танки!
И здесь танки!
Три стальных чудовища неторопливо ползут через площадь. Люки открыты, в одном из них торчит знакомая голова, стриженная под «ежик».
Бажанов смеется, хмыкает — и велит разместить «этих фармазонов» на флангах. Я смотрю на часы — 10.25.
Победа?
Игорь молчит. Серые глаза закрыты, тонкие губы сжаты, знакомая ямочка исчезла. Я сижу рядом — молчу. Не мешаю. Эту маленькую комнатку неподалеку от зала я отыскала случайно. Стол, старинный телефон с витым шнуром, два стула. Под потолком неярко горит лампочка. На грубо покрашенной стене — выцветшая от времени репродукция: вырезка из какого-то древнего журнала.
На войне — перерыв. И у нас тоже — перерыв. Надолго ли?
— Извини! — Игорь открывает глаза, улыбается. — Задумался! П-пытаюсь отыскать закономерность. Так сказать, элементы к-космоса в осмосе.
Никак не привыкну, что мы с ним — на «ты».
— Для научной работы? — улыбаюсь я. — Господин Сорос с ума сойдет!
— Д-да ну его! — Маг смешно морщит нос. — Слушай, Ирина, ты чего собираешься д-делать? После т-того, как разобьем супостатов?
Сердце замерло. О будущем мы с ним ни разу не говорили. И о прошлом тоже. У таких, как Я, часто не бывает ни того ни, другого.
— В отпуск поеду, — осторожно начинаю я. — Надо… кое-кого навестить. А ты?
— Отпуск! — Игорь мечтательно улыбается., — Забытое слово! А м-может, махнем вместе?
И вновь дрогнуло сердце. Вместе? Или это просто — дань вежливости? Светский треп?
— Я знаю од-дно местечко на Гавайских островах. М-мечта фольклориста! Островок, б-бунга-ло, д-дичь, даже телефона нет. Мечтаю скатиться к п-питекантропу!
— А если я буду не одна?
Язычок прикушен. Пятый, дурак Пятый, почему-то предупреждал: не откровенничать со специалистом! Но ведь это — глупость! Самая большая глупость из всех!
— Я хочу поехать… с дочерью.
— И с няней?
Он вновь улыбается — и мне становится легче. Я качаю головой. С няней! Эмме Шендер, chief of medicine Стрим-Айленда, няня уже не нужна.
— П-принято! Жаль, сына не смогу в-выта-щить! Игнорирует б-батюшку! Все ему г-горы, горы…
— Ты женат?
Спросила — и замерла. Да какое тебе дело, дура?
Маг молчит, губы еле заметно дергаются.
— Б-был. Жена погибла семь лет назад. Господи! Спросила, называется!
— Прости!
Его рука гладит мои пальцы. И вдруг мне начинает казаться, что все страшное — уже позади. А впереди — неведомый остров, где нет телефона, нет Интернета и не надо каждый вечер готовить доклад всевидящим боссам…
— Гизело!
Резкий чужой голос Бажанова застает врасплох. Вздрагиваю. Встаю. Поворачиваюсь.
Председатель Временного Комитета стоит в дверях. Лицо — странное.
— Выйдем!
В полутемном коридоре пусто. Генерал оглядывается, закрывает дверь.
— Вот что, Гизело! Бери своего парня, садись в машину и мотай в Балаклею. Мы там разворачиваем запасной пункт управления. Возглавишь. Все!
Опять «все»! Ну уж нет!
— Вам что, господин Бажанов, прокурор больше не нужен?
Мря ирония отскакивает от него, словно дробь от бронежилета.
— Не нужен, Гизело. Они начали ракетный обстрел. Боеголовки с вакуумными зарядами. Поняла?
Чувствую, как холодеют пальцы. В Малыжино я уже видела, что такое вакуумный заряд. Разумеется, эту дрянь изготавливают не только на нашем заводе.
— Пока взрывается только каждый третий. Оборона по господину Молитвину! Но он говорит, что это ненадолго. Все, мотай, Гизело! Выживешь — книжку напишешь!
…И будет называться эта книга «Записки Прокурора Фонаря». Жаль, что не напишу. А если напишу, то издадут в трех экземплярах: для Третьего, Пятого и Девятого. Девятому — с автографом…
— Господин Бажанов! Если город падет, никакой пункт управления нам не понадобится. Это во-первых. А во-вторых, я остаюсь и требую…
— Дура ты, Гизело! Думаешь, памятник нам поставят?
Я не обижаюсь. Действительно, дура. Правда, на памятник не рассчитываю. Вот он, памятник, — над нашими головами! Город, нелепый, дурацкий город, в котором нам всем жить. И умереть — тоже. И для этого не нужен приказ неведомого мне Третьего…
— Тебе надо уехать, Игорь! Немедленно! Я дам тебе адрес, ты сможешь меня потом найти! Если…
— Т-так точно! Только не сейчас и не м-мне одному. Нам — тебе, твоей дочке и мне… Я ведь обещал, что ничего с тобой не случится!