— Т-ты должна уз-нать, пока мы еще здесь… Б-боссы согласились со мной, но потребовали проверить т-тебя — по-настоящему п-проверить. Честно г-говоря, и у меня были подозрения. П-по-мнишь, мы с тобой пошли ночью гулять, а ты п-придумала какую-то чушь с д-дискетой?
Я только вздохнула. Да, за глупость приходится дорого платить!
— П-потом Залесский передал тебе распечатку. Я решил, что тебя шантажируют, п-причем успешно.
А я даже не успела прочитать эти проклятые листки!
— Залесский и Молитвин б-были косвенно связаны с этим уголовником К-капустняком, а у того имелись к-контакты с федералами. Я решил…
— Игорь! — не выдержала я. — Я все могу объяснить! Мне приказали проконтролировать вашу встречу!..
Он вновь помотал головой:
— Н-не надо! Я все знаю. Теперь знаю. А в тот день… От меня требовали результата. Точного результата, понимаешь? И тогда…
Игорь резко выдохнул, глянул прямо в лицо.
И снова — боль.
— Я т-тогда… Я решился… Решился нарушить Правило Ноль…
Я вздрогнула — еще не понимая почему. Пятый! В тот вечер, перед страшной бойней.
«…Неофициально предлагаю немедленно воспользоваться пунктом № 8 Правил и покинуть город. Предупреждаю — сигнал „Этна“ отменен и нарушено ПРАВИЛО НОЛЬ. Повторяю: ПРАВИЛО НОЛЬ…»
Правило Ноль… Пятый! О чем ты предупреждал меня, Пятый?
— Тебя п-предупредили. — Игорь словно читал мои мысли. — Предупредили — но ты осталась. Что я м-мог подумать?
— Что я не знаю этого проклятого правила! — в отчаянии воскликнула я. — Нет никакого Правила Ноль!
— Есть…
Слова падали медленно, тяжело; не слова тонные авиабомбы на беззащитный город.
— П-правило Ноль… Никогда, н-ни при каких обстоятельствах не в-выдавай агента! Н-никогда! Это — самое святое п-правило любой разведки…
Небо беззвучно дрогнуло, пошло трещинами и битым стеклом обрушилось вниз.
На меня.
— Могу я узнать… причину?
— Конечно, можете, гражданка… Стрела? Я не ошибаюсь?
— …Вы правы, придется колоть.
— Двойную дозу?
— Да. Обидно! Красивая женщина…
— Нет! Нет! Нет… Не говори дальше! Не говори!
Забыв обо всем, я ткнулась лицом в его плечо, пытаясь спрятаться, исчезнуть, не думать. Этого не было! Маг не мог выдать меня! Не мог! Он — не мог!.. Меня ведь убивали! Убивали!
Он отстранил меня — осторожно, но решительно. Словно зачумленную. Или словно у него самого — чума.
— Когда т-тебя нашли в камере… У тебя и пульса-то не было, Ирина! Я вдруг п-подумал, что мне придется жить дальше. И это, п-пожалуй, было страшнее всего.
Я поглядела на умирающее небо. Трещина расползалась, темное золото бугрилось неровной, словно кованной грубым молотом, твердью.
Вспомнилась старая сказка, читанная еще в детстве. На Золотом Небе живут боги. Им нет дела до нас. Пока мы, живущие под Голубым небом, не переступим порог.
И еще песня была. Саша ее даже петь пытался. Мелодия старая, чуть ли не XVII века, а слова написал Сашин приятель, он потом в Париж уехал, письма присылал — с яркими марками. На одной, помню, картина была — Ван-Гог, «Едоки картофеля»…
— Над небом голубым
Есть город золотой…
Угадал, парень! Он ведь художник, у художников все не так, они видят. Эту песню потом многие исполняли, но ошибались — по привычке. Золотой город над небом, а не под ним! Жаль только, в дивный сад нам не попасть! Или ты все-таки попал туда, Саша? Туда, где гуляет Огнегри-" вый Лев?..
Игорь что-то говорил, но я уже не слушала. Все и так ясно. Девятый выполнил приказ. Интересно, понимал ли Маг, что баба, которую он отдавал палачам с лампой, влюбилась в него, словно кошка? Старая глупая кошка?! Наверное, понимал. Он ведь умница, сероглазый Магистр! Сероглазый Волк…
Теперь понятно, кто был загадочным «чистильщиком»! Когда мне светили лампой в глаза, Игорь тоже включал лампу — и читал все подряд. Читал, откладывал нужное… Работа такая.
— Ирина! Стрела!
Я очнулась. Надо слушать,, кивать, отвечать…
— Пятый. Что с ним?
Маг долго молчал, затем дернул щекой.
— Она не имела права предупреждать тебя. Не имела! Она?!
— Ее звали Марианна Тишинская. Она была очень хорошим работником…
Звали… Была… Марианна — какое красивое имя! Мари-Анна…
Прости меня, Пятый! Ради Господа! Еще и этот камень на душу!
— Священники. Это тоже — ты?
Маг отвел глаза.
— П-пришлось. Егоров слишком много понял. У м-меня был человечек в ФСБ, а у него — к-контакт среди «ганфайтеров». С ордером они, г-гады, сами сообразили, чтобы т-тебя прижать…
Я не стала переспрашивать. Самой надо было сообразить, дуре! Еще тогда, когда я подарила Игорю проклятый немецкий журнал! Отец Александр догадался обо всем — и не стал молчать.
— Я н-не прошу прощения, Стрела! Такое не прощают. Я м-мог бы врать тебе и дальше…
Я взяла его за руку. Рука была холодной, мертвой. Спросить, лгал ли он, когда его губы…
Зачем?
Может, и не лгал. Иначе бы не стал рассказывать такое. Перескажи я Третьему наш разговор — и все. Конец! И Девятому, и скорее всего мне.
— Пойдем, Игорь… Пойдем.
Под ногами — битое стекло, над головами — разорванное пополам небо. Сколько еще осталось? Может, час, может — век. Наверное, Адаму тоже думалось, что Изгнание — это гибель, последний миг. А ведь все только начиналось!
— Почему ты сообщил, что я погибла? По его лицу скользнула усмешка — вымученная, невеселая.
— Чтобы т-тебя оставили в п-покое. Чтобы твоя д-дочь получила страховку. Чтобы т-ты, выжившая вопреки здравому смыслу, могла уехать — и все забыть.
— Спасибо…
Его рука — в моей руке. Не знаю почему.
— За что. Стрела? Ведь н-не получилось! Да, не получилось. Я не стала праться. Вместо этого захотелось поиграть в Прокурора Фонаря. Хорошо еще, вовремя нашла Третьего, а то бы и вправду «чистильщика» прислали! Вот так, Эрка! А ты думала — шабаш! А если бы мне самой приказали такое? Выдать «специалиста», осуществить «комплексную проверку»? Ведь могли приказать?