Я не слушаю. Взгляд не может оторваться от мертвых глаз Пол-у-Бога. Кто он? Спаситель? Или тот, кто довершит Второе Грехопадение? Но ведь выхода нет!
— Я понял…
Ровный холодный голос заставляет генерала умолкнуть. Бог думает. Решает. Скрижали еще чисты.
— Эра Игнатьевна! Что скажете вы? Допустимо ли мое вмешательство? Есть ли обстоятельства, вызывающие сомнение?
— Не знаю, Паша! Не знаю…
Я шепчу — тихо, одними губами, но он слышит. Ровные брови чуть заметно сдвигаются к переносице.
— Я должен немного подумать. Слишком большой риск. Но что бы ни случилось — спасибо вам за Эми! Она вас очень любит!
Его голос в этот миг становится другим — почти человеческим, почти живым. Я вздрагиваю, тянусь к холодному стеклянному экрану:
— Пол! Паша! Сделай так, чтобы с ней ничего не случилось! Сделай так…
Поздно. Экран гаснет. Пол-у-Бог ушел.
Минуты тянутся, в спертом воздухе висит сизый сигаретный дым. Экраны мертвы, молчат динамики.
Игорь держит меня за руку, и это единственное, что еще заставляет жить.
Чей-то голос — негромкий, чуть дрожащий:
— Спаси меня, Боже, ибо воды дошли до души моей…
…Спаси меня Боже, ибо воды дошли до души моей. Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стать, вошел я во глубину вод, и быстрое течение их увлекает меня. Я изнемог от вопля, засохла гортань моя, истомились глаза мои от ожидания Бога моего. Ненавидящих меня без вины больше, нежели волос на голове моей, враги мои, преследующие меня несправедливо, усилились; чего я не отнимал, то должен отдать. Боже! Ты знаешь безумие мое, и грехи мои не сокрыты от Тебя!
Я стискиваю зубы, стараясь не думать ни о чем, даже о ней. Боже! Ты знаешь безумие мое, и грехи мои не сокрыты от Тебя…
Свет гаснет. Легкая дрожь сотрясает земную твердь. Из самых недр доносится еле слышный шепот. Мгновение — и шепот сменяется ревом. Твердь не выдерживает — бетон уходит из-под ног…
Пол-у-Бог решился.
Я падаю, руки Игоря подхватывают меня, я тыкаюсь лицом в его плечо и повторяю имя — единственное имя, которое может спасти, защитить, не дать раствориться в этом безумии, этом хаосе Смерти.
Саша! Сашенька!
Странно, мне казалось, что уже ночь… Мне казалось, что я мертва.
И все мы — мертвы…
Под ногами хрустит битое стекло. Впереди — развороченная баррикада. За ней — черные коробки мертвых танков. Еще дальше — горящий Госпром.
Закатное солнце отражается в уцелевших окнах. Или это огни пожара?
— В-вот и все! Я же говорил, с т-тобой ничего не случится!
Рука Игоря обнимает меня за плечи.
Я глубоко вдыхаю холодный весенний воздух.
Улыбаюсь — отвечать нет сил.
Живы!
Живы мы, живы тысячи тех, кто был приговорен к смерти. Бажанов уже уехал на юг — железный парень, наш генерал!
Жив Город.
И в нем нам жить дальше.
Небо снова чистое — ни облачка.
— Здорово! — Игорь оглядывается, на его лице — знакомая улыбка. — А я д-думал, признаться, что н-наверху — лунный пейзаж!
Я не выдерживаю — и тоже улыбаюсь. К счастью, Город уцелел. К счастью — для нас. Те, кто явились убивать, — мертвы. Смерть ушла на север, превращая в серую пыль людей и металл. Но об этом не хочется думать.
Потом!
Все потом!
— Заявление об отпуске н-написала?
— Заявление?
Я оглядываюсь кругом — и внезапно понимаю. Война кончилась, Прокурор Фонаря может подавать в отставку.
— Ничего, п-пошлем факсом! — Игорь смеется, я смеюсь в ответ. Как просто! Можно уходить прямо сейчас, по хрустящему битому стеклу. Дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Первого шага к серому пляжу, по которому маленькая девочка гонит синий мяч. К маленькому острову, где живет страшный идол бога Ронго.
Игорь смотрит на часы, вскидывает рюкзак на плечи.
— П-пора! Вертолет уже на месте. Наверное, надо удивиться. Маг — конечно, Маг, но вертолет!
— Жаль, умер г-господин Молитвин! В вертолете как раз три м-места.
Да, жаль! Этот приказ сотрудник Стрела не выполнила.
— Ну что, пошли, голубушка?
Я киваю — и застываю на месте.
Голубушка?!
Игорь вновь смеется, качает головой:
— Я ведь обещал, что сам вытащу тебя! Не заб-была? Видишь, даже «Этна» не понадобилась! Про ужин в «Берлине» п-помнишь?
Я становлюсь камнем — мертвым камнем среди мертвых камней.
«…Держитесь,голубушка. Если что, немедленно шлите сигнал „Этна“. Лично полечу вас вытаскивать».
…Старый добрый дедушка надевает пятнистый комбинезон, деловито подтягивает ремень десантного «АКС-99»…
— Девятый! Господи, Девятый!
Я вышел на поиски Бога.
В предгорье уже рассвело…
Александр Галич
Я видел сегодня Бога. Бог ехал в пяти машинах…
Борис Слуцкий
«Прощай, Легат; прощай, бог… смешной бог без машины. Прощай…»
Надгробие с мертвой девушкой вспучивается ядерным взрывом, и, прежде чем опрокинуться в беспамятство, я вижу: гребень волны, под которым на алтаре распростерто изрезанное бухтами побережье, а с гребня мне машет Пашкина рука, раскрывая в привете зубастую пасть.
Машу в ответ.
…трижды садился переделывать этот кусок — вотще. Дубль-пусто. В окно, лишившееся стекол еще уТром, при артналете на Павловку, ползет промозглая сырость; два свитера, надетых под куртку, спасают мало, пальцы коченеют, но я знаю — дело не в холоде и не в пальцах.
Просто не всегда Печать в моей власти.
Смешно: подписано в печать, сдано в печать, допускается к печати, не допускается… смешно.